Добавлено (01.06.2007, 01:39)
---------------------------------------------

Quote (Danjick)

нет не заривнует... она знает то что я её и только её, мне больше ни кто не нужен

конечно знаю....

Добавлено (01.06.2007, 01:42)
---------------------------------------------
а рассказы у вас очень печальные..... очень......

По тому, как он раздевается в прихожей, я понимаю, что он выпил. Чересчур долго возится с ботинками, ставя их на полку для обуви — непременно что-то сшибет. Стараясь не греметь, он достанет из карманов пальто пиво, но все равно одна из бутылок предательски глухо звякнет — о связку ключей, о другую бутылку, обо что угодно.
Повернувшись к стенке и закрыв глаза, я стараюсь дышать ровно. Иногда он на цыпочках проходит на кухню, закрывает там дверь, и через секунду я слышу тихий гул телевизора — бокс, футбол, Формула-1. Спорт настоящего мужчины. В такие ночи я считаю, что мне повезло.

Есть и другой вариант — он заходит в спальню, шуршит позади меня сбрасываемой одеждой и, не утруждая себя душем, лезет ко мне в кровать. Сначала он легонько гладит меня кончиками пальцев по телу, ему это кажется необычайно возбуждающим и сексуальным. Затем он лезет слюнявым языком мне в ухо, пьяно шепча что-то о зайке, рыбоньке, его сладкой девочке. От него пахнет гадким перегаром, смешанным с вонью десятка выкуренных сигарет и немытым телом, пережившим рабочий день. Еще — остатки утреннего одеколонного душа и неприятный запах изо рта — у него что-то с печенью.
Если я делаю вид, что не просыпаюсь, он иногда успокаивается. Мнет мою задницу сзади и мастурбирует. Сжав зубы, я беззвучно плачу, когда он начинает двигаться быстрее, тихо, едва слышно подскуливает и стреляет в мою спину скользкой теплой спермой: после, утром, я долго тру заскорузлую, стянутую клеевидной пленкой кожу в этих местах. Но даже тогда я считаю, что мне повезло — пусть и не так, как в варианте телевизора с футболом.

Третий вариант — ему хочется «настоящего» секса. Он переворачивает меня на спину, и не заботясь тем, сплю ли я, хочу ли я лезет языком мне в рот, слюнявит мои щеки, ключицы, грудь. Он кусает меня за соски, иногда я вскрикиваю от боли. Самое смешное (если рассказанное до этого момента посмешило вас), что он считает мои крики комплиментом себе, как великому любовнику.
Я успокаиваюсь, когда он начинает меня трахать. Его эротический репертуар крайне скуден и ограничивается тремя позициями, теми самыми, которые вы назовете первыми, попроси вас кто-нибудь перечислить сексуальные позы. Он всегда трахает меня с закрытыми глазами и приподнятой головой — кто-то говорил мне, что такая поза мужчины означает, что в этот момент он в мыслях трахает кого-то другого, используя тебя в качестве живой резиновой бабы. Меня это не беспокоит — по крайней мере, он не облизывает меня в течение всего акта, как имел привычку раньше. Через три минуты он дергается и выползает из меня, оставив внутри мокро и склизко.
Если он сильно пьян, он подолгу не может кончить. Когда у него пропадает эрекция, он откатывается в сторону и, впившись пальцами в мою грудь, мастурбирует. Доведя себя почти до оргазма, он торопливо бросается на меня и вставляет в меня член, чтобы успеть кончить внутрь.

Добавлено (01.06.2007, 10:14)
---------------------------------------------
После всего он говорит мне ласковые слова и целует в ухо. Меня тянет блевать. Я ухожу в душ и делаю воду горячей, очень горячей. Я беру жесткую мочалку и скребу тело до тех пор, пока на коже не появятся красные пятнышки. Одновременно я чищу зубы, стараясь прогнать даже воспоминание о его запахе. Останавливаюсь, только когда понимаю, что ранила десну.

Самую сильную ненависть мы испытываем к тем, кто рядом, и чем ближе человек, тем сильнее ненависть.
Я ненавижу своего мужа.
Я согласилась выйти за него за муж не потому, что любила — скорее, он казался милым, безопасным, добрым, не таким как все (к тому времени я пару раз обожглась на сильных мужчинах с холодными взглядами). Он не скрывал, что хочет семью и детей, что большая редкость для тридцатилетнего москвича. Мы ходили в кино, театр, он дарил мне цветы. Дальнейшая наша с ним жизнь рисовалась мне не как страстный союз двух любящих сердец, а как доброе партнерство и надежная дружба. Можете обвинять меня сколько угодно, но картина прочной семьи, пусть и не скрепленной любовью, казалась мне в тот момент куда как выигрышней самого безумного романа, когда не звонишь ему и ждешь, чтобы он позвонил первым; когда в ларьке у дома покупаешь сразу две пачки сигарет, чтоб ночью не спускаться; когда, воспользовавшись минутной отлучкой, нюхаешь его пиджак — нет ли чужих духов, и роешься в памяти его мобильного и содержимом его записной книжки, выискивая там Светок с работы, Элл из парикмахерской и своих лучших подруг.

Через полгода после свадьбы я поняла, что кино, театрами и розами ограничивается его понимание развлечений и светской жизни. Он не знакомил меня со своими друзьями, а моих отвергал, всякий раз находя в них черту, которую можно высмеять.
Почти каждый вечер мы сидели дома, уткнувшись в телевизор и глядя очередной взятый им в прокате или «скачанный друзьями» фильм. С видом напыщенного превосходства он рассказывал мне об актерах, бюджете, сборах, ожидая, как я буду восторгаться его эрудицией.
Он не любил скандалов. У нас их и не было, ведь он такой тактичный, такой спокойный… Вместо скандалов эта сволочь усаживала меня в кресло, садилась напротив и с похоронным выражением лица доказывала мне, почему я не права — иногда в течение полутора часов:
— Я не настаиваю на своей правоте, давай просто логично попытаемся рассуждать. Я мужчина, моя задача — обеспечивать семью, твоя же — обеспечивать мне условия. Но если ты хочешь равноправия — окей, пусть будет равноправие, мы можем распределить обязанности по дому, но тогда ты должна будешь, как и я, вносить свою долю в семейный бюджет, долю посильную…
— Я вношу.
— Да ла-а-адно! Танюш, ты вчера с сумочкой «клиниковской» пришла, в ней что было?
— Ты рылся?
— Просто спрашиваю.
— Зачем, ты ведь посмотрел уже.
— Лосьон, кремов две штуки, для макияжа что-то. «Клиник» — дорогая марка и, милая, мы просто не можем себе её позволить, по крайней мере, на мою зарплату. Или ты считаешь, что это мои деньги должны идти на продукты, на бензин, на мебель, ты же свои должна тратить на себя, так?..
Это может продолжаться часами, и повод не важен. Раньше это случалось раз в месяц, потом — раз в неделю. С недавнего времени, если он не приходит пьяным, это случается ежедневно. Я забыла время, когда мне было хорошо с ним.
Когда к нам приходят знакомые, а это случается все реже и реже, он, разговаривая, берет меня за руку, называет все время Танюшкой и без конца говорит «мы» — мы собираемся, мы подумываем, мы решили. Мои подруги от него без ума. Когда я попыталась пожаловаться на него маме, перед которой он тоже ломает семьянина, она спросила — он тебя бьет? Пропивает зарплату? Изменяет? Получив на все отрицательный ответ, мама сказала — не майся дурью. Нормальный мужик, кормит тебя и одевает.

Добавлено (01.06.2007, 10:15)
---------------------------------------------
Одевает… Два раза в год, в конце января и начале августа мы носимся по распродажам, покупая вещи со скидкой или небольшим дефектом, и каждый раз мне приходится объяснять, чем вот эти сапоги за двести долларов лучше тех, которые «такие же, но стоят дешевле в два раза». И каждый раз он вымогает благодарность, и я должна отработать эти тряпки, даже не собой, а поклонением ему, великодушному и щедрому.
Я изменила ему дважды. Не то, чтобы я была не в силах противиться зову плоти или была безумно влюблена — нет, каждый раз, принимая в себя торопливого любовника, я представляла, как мой муж сейчас сидит за своим светлым рабочим столом, в костюме и галстуке, весь такой напыщенно-правильный, и как он подолгу выговаривает небольшому штату своих подчиненных, и как он, преисполненный собственной важностью, идет домой, гордо неся себя через толпы прохожих — быдла, несоизмеримо ниже него стоящего на эволюционной лестнице.
Своим любовникам я позволяла делать то, от чего давно отвадила мужа. Первый оставил меня, как раз испугавшись моей ненасытности и тяги к новым, с каждым разом все более смелым, экспериментам. Второй со мной до сих пор.
Мне двадцать шесть лет, но я чувствую, что обе мои ноги, по колено, застряли в тягучей и плотной, как битум, массе этого брака.
Почему я не уйду от него?
Не знаю — он ведь меня не бьет, он мне не изменяет, не пьет каждый день.
Сволочь.

Та-а-к. что тут у нас… Блин, тысячу раз ей говорил — сапоги не ставь на пол. Рядом же стоит полка для обуви. Неужели так трудно сняв сапоги — поставить их на полку, она же для этого и предназначена.
Кухня. Холодильник можно не открывать — сто пудов пусто. Блин, неужели мне хочется скандалить, каждый раз её во всё носом тыкать — но как по-другому? Вот объясни мне, милая, как по-другому? Я прихожу с работы вечером — дома бардак, везде эти журналы твои бабские валяются, белья полная корзина — неужели так трудно час в день посвятить порядку в доме? Мне это нужно или нам это нужно? Елки, всего лишь пытаюсь нор-маль-ную семью построить.
Завтра на работу с утра бежать, а придется её сначала упрашивать завтрак сделать, брюки сто пудов не глажены, засранка, те трудно, ёб твою мать, руки лишний раз поднять? Сидишь тут дома целыми днями, по телефону базаришь со своими подружками-дурами, лень жопу оторвать и полы помыть??? Так вдарить ей хочется, чтобы лыбу эту с рожи согнать, чтоб заревела, чтобы стоять над ней с выставленным указательным пальцем и жестким голосом, что теперь она будет делать то, что он скажет. И делать быстро, без обсуждений…
Нет, так нельзя… Успокойся. Тихо, без повышения голоса, надо ей все логично объяснить, саргументировать, воззвать к голосу разума.
Хотя на фига мне это надо? Каждый день её строить, воспитывать. Что она мне дает взамен? Сокровища духа? Да тупая она, как пробка. Секс безумный? Бревно, раздвинет ноги и лежит, как я ни старайся. Минет сделать не допросишься. Я, красивый, удачливый, успешный мужик — дрочу! С такой частотой, что школьный рекорд позади остался. Как ритуал уже: встал, зубы почистил, воду погромче, подрочил. Отлично, путь открыт к успехам.
Друзья её это отдельная песня. Я вот на них смотрю и не могу понять — о чем они говорят? Бесконечные бессмысленные терки об общих знакомых — этот туда уехал, эта оттуда вернулась, эти вместе сейчас, а эти, ты что, они давно разбежались уже. Не дай бог в такого превратится.
Зачем она мне нужна? Не знаю, жалко её. Пусть даже ценой себя. Ну да, я себе немного испортил жизнь — мог бы найти получше кого-нибудь. Но если брошу, кто её возьмет? Жизнь девке испорчу, я же не такое говно. Как бы ни пошло звучало, побуду благородным. А почему надо стыдиться это говорить? Да, я благороден, потому что содержу её, кормлю, одеваю, сапоги за двести долларов купили в январе, правда тепло, ничего, на следующую зиму… Куда она без меня — пропадет же. Вот единственный минус — неблагодарная. Я её, можно сказать, подобрал, а она ванную не помыла опять, тысячу раз же ей говорил…
— Мася… Масенька, сладенькая… Да, вот так, дай я тебя поцелую там… Вот так, да…
Мужчина с залысиной на голове и рыхлыми валиками жира по бокам, над трусами, спускался вниз, целуя женщине сначала грудь, потом живот. Внизу живота, у лона, остановился и задвигал головой.
Женщина смотрела на стену. Взгляд её был пуст. Ей хотелось спать. Поняв, что муж может задержаться внизу надолго, она положила руку ему на затылок и чуть надавила, поманив к себе. Когда он поднялся к ней, женщина взяла его за член, ввела в себя и, схватившись руками за его впалые, в оспинах, ягодицы стала быстро двигать на себя. Мужчина трахал её в быстром темпе, по-собачьи, а женщина то легонько сжимала, то разжимала его яйца в своей ладони — подруга рассказала ей, что это верный способ заставить мужика кончить быстрее.
(с)

Слёзы наворачивались на глазах... Все, что было видно – это женские лица спрятанные под тканью. Для них этот день, был, как маленькая смерть… Они провожали самых дорогих себе людей на войну.
Кто-то провожал отца…. Кто-то сына, а она провожала его! Своего единственного и любимого.

Они познакомились чуть меньше года назад, на сельской дискотеке. Она впервые решила зайти и посмотреть, а он там был каждые выходные.
Он – высокий и стройный брюнет, одетый по тем временам самым лучшим образом. Она – хрупкая и красивая девушка, ничем не отличающаяся от других.
Никто из них никогда бы не подумал, что мимолётное знакомство выльется в настоящую любовь.

Сегодня, провожая, его она плакала… Слёзы текли по прекрасному, но уже опухшему лицу. Она понимала, что может больше никогда его не увидеть и от этой мысли в груди щемило всё сильнее с каждой минутой.
Ложась в постель, каждую ночь ей снился один и тот же сон: Он обнимает её и целует… По двору бегают их детишки… Идиллия во всём…

Но жизнь ставит свои условия и, проснувшись однажды все её мечты улетучились, как туман.

Вот и поезд, который увезёт его, её любовь и частичку жизни.
- Господи, ну за что ты так, - слышался женский крик.

Ну, вот и последний поцелуй… Последние объятья… Пора…
Он заходит в поезд и растворяется в толпе…
Она начинает плакать ещё сильнее… На перроне уже плачут все? Даже те, кто пока ещё сдерживался… Поезд трогается…

Женщины провожают своих мужчин. Многие не вернутся, а оставшиеся в живых, будут вечно помнить своих друзей, к которым судьба была не так благосклонна и не позволила вернуться…

Четыре года плакала она… Молила бога, чтобы он пощадил её любимого… Но от него не было не одной весточки… И как же сильно билось её сердце, когда закончилась война и кто-то постучал в дверь!
- Это он! Я уверена!
Она побежала открывать дверь, но за ней стоял совершенно незнакомый человек в военной форме…
Он сказал, что его, её любимого и единственного для неё человека, больше нет… Он не успел увернуться от пули, а врачи были бессильны…

Она осела на пол и побледнела. Её руки закрыли лицо и слезы полились ручьём… На улице пошёл дождь. Это природа оплакивала не в чём не повинных людей, которые не смогли вернуться из боя…

Через три дня она умерла… Она уже не мучалась. Её тело лежало на кровати, а на лице была улыбка.

На столе она оставила записку, в которой было написано:
«Я ухожу к нему. Я знаю, что он меня ждёт. Я знаю, что он меня любит!»

Ну, вот и все. Ты говоришь, что нам лучше расстаться?! Я соглашаюсь, но в душе текут слёзы. Как же так получилось? Ещё вчера мы были вмести и ты смотрела на меня восхищенным и любящим взглядом! А сегодня все сломалось… Сломалось все, что мы с тобой строили столько времени. Ведь не было ни обид, ни ругани, но что-то встало между нами.. Встало стеной, которую мы пытались обойти, но лишь все дальше и дальше отдалялись друг от друга.
Ну вот видимо и все. Ты уже уходишь? Давай я тебя провожу. Я понимаю, что она проводит меня в последний раз. Сердце колит от страха, боли и горя. Почему именно так? Из-за чего? ЗА ЧТО??? Её глаза молчат. В них только пустота и одиночество. Я знаю, что она не нашла мне замену. Я знаю, что я не лучший, но я хороший… Почти во всем. Мягкий и пушистый… Слишком мягкий и слишком пушистый. В том то и моя ошибка.
Все… За моей спиной послышался скрип закрывающейся двери. Мне так хотелось остановить её и прокричать: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! ПРОСТИ ЗА ВСЕ! Но я почему-то сдержался. Лифт со свистом отварил передо мной свои двери и я шагнул в него… Шагнул будто в пропасть… В ту пустоту в которой мне нужно было проживать остаток жизни.
Прошел час – я страдал… Прошла неделя – я маялся… Прошёл месяц – я начал пить… Прошёл год – я поменял в своем мобильном запись: Любимая, на Аня… А на следующий день я удалил контакт вовсе…

Добавлено (01.06.2007, 15:29)
---------------------------------------------
Деда трусило от холода как лист бумаги на ветру.- На три тебе найти, алкаш? Га-га-га, щас я тебе найду, - уже прогорлопанила продавщица.Она нагнулась к корзине, долго в ней ковырялась…- На, держи, алкаш, беги к своей алкашке, дари, га-га-га-га! - дико захохотала эта дура.В синей от холода руке деда я увидел ветку мимозы, она была сломана посередине.Дед пытался второй рукой придать этой ветке божеский вид, но она, не желая слушать его, ломалась пополам и цветы смотрели в землю…На руку деда упала слеза…Дед стоял и держал в руке поломанный цветок и плакал.- Слышишь ты, @ука, что же ты, @лядь, делаешь? – начал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия и не заехать продавщице в голову кулаком.Видимо, в моих глазах было что-то такое, что продавщица как-то побледнела и даже уменьшилась в росте. Она просто смотрела на меня как мышь на удава и молчала.- Дед, а ну, подожди, - сказал я, взяв деда за руку.- Ты, курица тупая, сколько стоит твое ведро? Отвечай быстро и внятно, что бы я не напрягал слух,- еле слышно, но очень понятно прошипел я.- Э….а…ну…я не знаю,- промямлила продавщица.- Я последний раз у тебя спрашиваю, сколько стоит ведро!?- Наверное, пятьдесят гривен, - сказал продавщица.Все это время, дед не понимающе смотрел то на меня, то на продавщицу.Я кинул под ноги продавщице купюру, вытащил цветы и протянул их деду.- На, отец, бери, и иди поздравляй свою жену, - сказал я.Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам деда. Он мотал головой и плакал, просто молча плакал…У меня у самого слезы стояли в глазах.Дед мотал головой в знак отказа, и второй рукой прикрывал свою поломанную ветку.- Хорошо, отец, пошли вместе, сказал я и взял деда под руку.Я нес цветы, дед - свою поломанную ветку, мы шли молча. По дороге я потянул деда в гастроном. Я купил торт, и бутылку красного вина. И тут я вспомнил, что я не купил себе цветы.- Отец, послушай меня внимательно. У меня есть деньги, для меня не сыграют роль эти пятьдесят гривен, а тебе с поломанной веткой идти к жене не гоже, сегодня же восьмое марта, бери цветы, вино и торт и иди к ней, поздравляй.У деда хлынули слезы….они текли по его щекам и падали на плащ, у него задрожали губы.Больше я на это смотреть не мог, у меня у самого слезы стояли в глазах. Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и, вытирая глаза, сделал шаг к выходу.- Мы…мы…сорок пять лет вместе… она заболела….я не мог ее оставить сегодня без подарка, - тихо сказал дед, - спасибо тебе...Я бежал, даже не понимая, куда бегу. Слезы сами текли из моих глаз…